От вскрика до образа

Нестеклянный стеклянный взгляд

Ну что ж. Пора вносить первые дизайнерские изменения в нашу уже обжитую протопещеру. Всё вроде бы есть. И шкуру на вход повесили. Загородились от холода и зверей. И огонь развели. Согрелись. Но всё равно чего-то не хватает. Что-то невыносимо гнетёт и требует решения. И оно находится. Скорее всего, подсказано (как и обычно) окружающим пространством. Что-то вроде расщелины в одной из стен. Через которую проникает свет и свежий воздух. Но не проникают звери и дождь. Если нечто существует в природе, это в состоянии повторить и мы. Появилось окно.

Тарам-пампам… ты-дыщ…

Третья интерлюдия-практикум
Музыка и концентрация

А вы вот тоже иногда удивляетесь (порой до лёгкого раздражения), когда человек за рулём щёлкает каналами радио в поисках «чего-нибудь»? Особенно когда тянется это час, два, а то и три. Человек не может остановить ни на чём свой выбор. Да он даже и не вслушивается. Он каким-то чуть ли не божественным чутьём определяет, что ему нравится. С двух-трёх секунд.

Крываню высòки!

Я, наверное, был неправильным мальчиком. Никогда не хотел стать космонавтом. Изо всех воистину космических ощущений – только первая любовь. Ну и ещё кошка, однажды навернувшаяся с балкона аккурат в День космонавтики.

Городские детали

А начнём-ка с кошмарчиков, пожалуй. Представим себе город. Более безликий, чем в «Мы» Замятина. Более скрежещущий, чем в «Бразилии» Терри Гиллиама (Brazil). Более механический, чем в «Неуместном человеке» Йенса Лиена (Den brysomme mannen). Более параноидальный, чем в «Тёмном городе» Алекса Пройаса (Dark City). Тоталитарный город. Аморфный. Вышелушенный.

Просто так

Вы наблюдали, как играют котята? А щенки? А эти, как их? Жеребята? А сами вы когда-нибудь шалили? Конечно, шалили. В детстве. Но то было давно и неправда, правда? Так правда или неправда? Да кто ж теперь разберёт, где она, правда… Может, и шалили. И сейчас тоже, конечно, пошаливаем, но больше здоровьичком драгоценным. Забываем уже, как шалили в детстве. И ещё меньше мы спрашиваем свою глубокую юность, зачем шалим в принципе.

Увидеть свет

Вторая интерлюдия-практикум
Китайская иероглифика 

Есть у меня особо носастые знакомые, которые имеют сначала нескромность, а потом и неосторожность через плечо подглядеть в мою почту. Когда я читаю письма от Дзямина, друга из Шеньчжэня. Они вперяют глаза в экран. Смотрят на «эти крючки». Искренне удивляются: «Это что, можно всё понять?» Или: «Ты в состоянии это читать?»

Да!

Первая интерлюдия-практикум
Тональные языки 

Много теории вредно. Нужно и практиковаться. Хорош уже лениться да пассивно почитывать. Пора, пора уже в конце концов самим пробраться с моим протопредком Протольвом к стоянке первобытного проточеловека. Который как раз прочищает глотку и как бы настраивает её. Исследует. Выясняет, на что способны связки. И про себя он узнаёт многое. Тембр. Громкость. Долгота звука. Но самое главное… Оказывается, переливается голосок. И как по-разному может звучать один и тот же крик или хрип. То, что позднее назовут «тон». То, что перекочует в музыку, в лингвистику, а позднее – в живопись, на компьютеры. Да мало ли ещё куда расползутся эти вездесущие метафоры.

Демарш Мендельсона

Когда умирала старая киса, она изо всех сил рвалась прочь из дома. Она не хотела, чтобы мы видели это. Инстинкты звали уйти. Спрятаться от глаз. Забиться в угол. Умчаться в забвение: была киса – не стало кисы. Но не выпускали старую кису…

В тот вечер я отлучился на получасовую прогулку. Год только начался. Было холодно. А старая киса неподвижно лежала на коврике и едва заметно дышала. Когда я вернулся, она лежала так же неподвижно. Но уже в коробке, перевязанной чёрной лентой. Была киса – не стало кисы…

На десяти ветрах

Непреодолима эта страсть – к пещерам и лабиринтам. И нам не остаётся ничего, кроме как в поисках пищи для размышлений спускаться под землю снова и снова. В темноте  неизведанных подземелий никогда не знаешь, куда идти. Потому так и рвёшься к непознанному. Неиспытанному. Неопробованному. Отвергая всяческие рекомендации. Невзирая ни на какие указатели.

А как бы хоть на секунду хотелось оказаться в той темноте, что томилась ожиданием накануне первого озаряющего открытия… Когда ещё не то что фонарей – факелов не было. Но нам теперь даже мрак и неизведанность приходится додумывать. Реконструировать. Ибо сегодня наша встреча – на пересадке «Тверская» – «Пушкинская» – «Чеховская»…

Обнимашки

А вот и снова мой протосородич. Ещё прото, но уже лев. Уже умеет красться и тихариться. Наблюдать. Вон там. Тссс. Неподалёку кто-то копошится. Протообезьяны. А может, проточеловеки. Для моего протопредка они параллельный мир. Загадочный. Враждебный.

Продырявленные небеса

На прошлой неделе на меня свалились питерские приятели-хипстеры. Аж целых два. Поначалу всё предвещало банальное фиаско. Трамвайка лениво подполз с Преображенки к «Рабочему и колхознице», и я скомандовал: «Выходим! Мухина!» Но поняли они весьма своеобразно: ура, пофотографируемся. Поначалу я разве только с бубном вокруг них не прыгал. Им главное – зачекиниться. Прикрепить фотку. Словить лайки. Кто быстрее. И как можно больше.

Свинг на перекрёстке

Это свершилось. И свершилось при нашей с вами жизни. Огромный монстр, хоть и нежно любимый, догадался спросить нашего мнения. Казалось, его ненасытное левиафаново чрево будет поглощать нас миллионами ежедневно. Ни разу не поперхнувшись и лишь выплёвывая на другом конце бесконечных труб. Как будто после ленивого пережёвывания…

Протозверь

Какой он был, мой протосородич? Нет, не этот ваш двуногий дикарь, который дикарём и останется, изобрети он хоть сто раз атомную бомбу. Мой – гривастый, мохнатый, на мягких подушечках лап. Можно сколько угодно восстанавливать типаж по ископаемым скелетам. Но вряд ли когда-то заглянем в глаза и услышим рёв. Для этого есть только одно – фантазия.